Речь в этом очерке пойдёт о моём дедушке. Но написал эту историю не я. Автор – наш сосед Александр Акопов, хорошо знавший нашу семью.
Дед ушёл из жизни, когда мне было двенадцать лет. Только повзрослев, я понял, что ничего не знаю о его судьбе. Он был просто дедушкой – очень добрым, весёлым, общительным. Своим в доску, как говорят. Никогда не ругался и не ворчал. Любил играть со мной в шашки. Хорошо помню, что выиграть у него партию было для меня великой победой. Мы могли вместе в кафе-мороженное запросто сходить. Или за город сгонять, чтоб искупаться на Голубых озёрах.
Но я ничего не знал о его прошлом… Жизнь деда проходила перед моими глазами и, казалось, не требовала никаких вопросов. Теперь остаётся только сожалеть, что я никогда не спрашивал его о войне, которую он прошёл с блокады Ленинграда и до взятия Берлина. Я был тогда слишком мал, а потом… стало поздно.
Для моего поколения в 70-х годах ветераны были самыми обычными людьми. Мы жили среди них: на уроках военной подготовки в школе падали от смеха от армейского юмора нашего военрука, тоже фронтовика. Солдаты Великой Победы были частью нашей жизни, самым обычным явлением повседневности. Пожилыми, да, но отнюдь не старыми и очень активными людьми. Вот и дед был как раз из их числа, то есть самый обычный человек. Живой, здоровый, и тогда казалось, что так будет всегда…
А спустя несколько десятков лет появился этот текст. И у меня после его прочтения навернулись слёзы.
Соседи
Я отчётливо помню первый послевоенный год в Самарканде, куда волею судьбы попал с родителями и братом. Наш двор был общим, внутри стоял одноэтажный дом с шестью двухкомнатными квартирами, каждая с крылечком при входе и застекленной верандой. Вдоль фасада дома – общий проезд для всего двора. А за ним – напротив каждой квартиры – личный садовый участок площадью около двух соток. В самом конце проезда, в углу нашего общего двора, поселилась семья Сейдаметовых, как позднее выяснилось, крымских татар, сплошь женского пола – от детей до старенькой совсем бабушки. Сперва ни малейшего представления об их национальности у меня не было.
Самарканд в сороковых стал своеобразным Вавилоном, куда война согнала людей самых разных наций. Только собравшись через 30 лет после окончания школы, мы с удивлением оглядывали друг друга, обнаружив в классе русских, узбеков, таджиков, евреев, армян и пять крымских татар. Естественно, ни малейшего представления о происхождении этого интернационала на узбекской земле в детстве мы не имели.
Новая семья Сейдаметовых возилась в углу двора, слепив какое-то глинобитное жильё и ограду, своего огорода у них не было. Появившиеся ниоткуда соседи вызывали некоторое раздражение у старожилов, но потом, благодаря их смиренному нраву и тихому, незаметному поведению, они как-то незаметно стали своими. Дело житейское. У некоторых соседей, в первую очередь, у нашей мамы, установились с Сейдаметовыми тёплые отношения. Именно она убедила меня и других соседей относиться к этим женщинам с христианской терпимостью и сочувствием…
Однажды, когда я по привычке сидел с учебником на крыльце, готовясь к занятиям во вторую смену, мимо меня энергичным шагом прошёл подтянутый мужчина в военной форме, с блестящими орденами и медалями на груди. Он проследовал прямо в угол проезда, где поселились Сейдаметовы. Это и был Эскендер – герой моего рассказа.
Дальше изложение будет состоять из впечатлений моих, моей сестры и мамы, но главным образом – из его воспоминаний во время нашей встречи, состоявшейся через много лет после описываемых событий. Его судьба показалась мне интересной. Эскендера уже давно нет в живых, а я только сейчас, спустя годы, решил всё-таки написать об этом человеке.
Эскандер Сейдаметов, как и многие его родственники и соплеменники, жил до Отечественной войны в Ялте. В 41-м году сразу, по сути мальчишкой, пошёл на фронт. Воевал честно и бесстрашно, но ещё и умело, благодаря чему, не имея образования и военной подготовки, уже в 42-м стал командиром взвода и удостоился офицерских погон, заменив погибших. Природные лидерские качества в условиях жестоких обстоятельств сделали из него авторитетного, признанного и уважаемого солдатами командира. За их спинами он не прятался, брал ответственность на себя, был впереди, быстро принимал решения.
Без некоторых уточняющих ремарок в этой статье всё же не обойтись. Дедушку призвали в армию в 1939 году, и, как вспоминала мама, он участвовал ещё в войне с финнами. Так что боевой опыт за плечами имелся. Но он не стал офицером, войну окончил старшиной. И орденов у него не было, хотя я помню, что разглядывал орден Красной звезды. Но память ребёнка – дело не самое надёжное. Но я почему-то помню эту награду… Красивую… С красноармейцем с винтовкой наперевес внутри пятиконечной звезды, лучи которой были особенно красивы, будто сделаны из рубина. А где бы я ещё мог держать в руках такую награду и почему хорошо её запомнил? Поэтому я не стал убирать из статьи некоторые детали автора, пусть написанное будет на его совести. А был дед орденоносцем или не был, лично для меня абсолютно неважно.
Боги хранили Эскендера: всю войну прошёл, окончив её в звании капитана, в орденах и медалях. Награды, помню, серьёзные – и «Отечественная война» двух степеней, и «Боевое Красное знамя». Кажется, орден Александра Невского, масса медалей – теперь не вспомню точно, каких. При полном параде я видел его лишь однажды, когда он шёл по двору, в конце которого, он уже знал, встретит свою семью.
Радость возвращения после четырёх лет военной разлуки омрачилась неожиданной вестью, что семья сослана и находится неизвестно где. Эскендер перед войной женился на своей соплеменнице Диляре – жутко худенькой, доброй, постоянно занятой девушке, крутившийся без отдыха в непрекращающихся заботах и хлопотах о семье.
На самом деле их свадьба состоялась уже после войны, в 39-ом бабушке едва исполнилось 15 лет. В Самарканде в депортации она оказалась с родными Эскендера, его мамой и сёстрами, поскольку была сиротой. Так и осталась в семье, идти ей было совершенно некуда. Не знаю, наверное, они с дедом были знакомы перед войной, Ялта ведь маленький город.
Пока Эскендер сражался за Родину, пришло неожиданное несчастье – насильственное переселение крымских татар в восточные районы империи в наказание за предательство некоторых их представителей. Думаю, от воюющих фронтовиков это скрывалось. Поэтому, лишь когда Эскендер демобилизовался, то узнал, что семья неизвестно где, и стал их разыскивать сначала в Казахстане, потом в разных местах Узбекистана, где были разбросаны семьи крымских татар. Искал несколько месяцев, если не больше, и, наконец, нашёл в закутке самаркандского двора… Тогда я и увидел энергично прошедшего мимо меня фронтовика…
Разумеется, ни малейшего представления о репрессиях, о судьбе этого человека и его семьи, вообще о национальности «крымские татары» я не имел никакого понятия – не только в то время, но спустя годы, когда уже заканчивал школу. Единственно, что я видел в течение десяти лет в новом соседе, как это видели все, так это неукротимую энергию и волю Эскендера к жизни, к созиданию. Он поднял свою семью из нищеты, построил в нашем закутке за глиняным забором кирпичный дом, в котором одна за другой родились его три дочери. Всё так же хлопотала по делам его довоенная невеста, верная, молчаливая и отчаянно худая Диляра. Девчонки подросли, бегали по двору вместе с моей послевоенной сестричкой, а я их регулярно фотографировал немецким трофейным фотоаппаратом с открывающейся «гармошкой», купленным родителями по дешевке на «толкучке» для старшего брата и меня.
Дом, который построил дедушка, и в котором прошло моё детство, отделился от общего двора, даже в нумерации появилась литера «А». Во дворе у деда рос виноград, естественной тенью укрывая пространство от раскалённого самаркандского солнца. У бабушки был свой огород, в котором она любила возиться. Там росли красивые розы и клубника, никаких помидоров с огурцами, у бабушки была своя эстетика: просто она всегда любила цветы.
По вечерам во дворе, когда после знойного дня наступала прохлада, собирались родственники, соседи или просто друзья деда. Все приходили без всякого приглашения, на ужин или просто попить чайку и поболтать. Такие были традиции. Эти семейно-дружеские посиделки случались часто, не обязательно в выходные или какие-нибудь торжества, в самые обычные будни. Бабушка не работала, занималась хозяйством. Я как-то в Италии, в одном не туристическом ресторане, увидел за одним столом большую итальянскую семью, их было человек пятнадцать, и мне эта картинка очень напомнила детство. Люди обедали, общались, о чём-то шутили, рядом играли дети. Обычное для итальянцев дело – просто встретиться и пообщаться.
Потом я закончил школу и уехал из родительского дома в самостоятельную жизнь в Ташкент, потом в Ростов-на-Дону, а родители к этому времени вернулись в Краснодар, где прожили до войны 15 лет своей счастливой молодости. Прошли годы, разбросавшие и стёршие из памяти лица и судьбы многих людей, в том числе соседей по двору, среди которых была и семья Эскендера… Но жизнь, как известно, подбрасывает иногда неожиданные встречи… Приехав на свадьбу любимой младшей сестрёнки, я, к своему немалому удивлению, увидел там Эскендера с Дилярой, которые специально приехали на торжество в Краснодар из Самарканда!
Как же мне было не удивиться: люди, помня близкие отношения между соседями и дружбу их старшей дочери Заремы с моей сестрой, потратили столько времени, не говоря о расходах на дорогу! Ведь в то время (теперь уже и представить трудно) в Краснодар можно было попасть только с пересадкой в Москве, но в Москву поезд из Самарканда шёл пять дней, а затем из Москвы в Краснодар – ещё около двух… Так что, фактически, с учётом времени на пересадки и гостевание, Эскандер весь свой трудовой трехнедельный отпуск потратил только на эту поездку!
И тут я подхожу к главному – встрече и разговоре с Искандером
после почти 20 лет разлуки. Мы говорили с ним в папином кабинете, оторвавшись от суеты предсвадебных хлопот, заполнивших шумом всю остальную квартиру. Диляра в нашей беседе тоже принимала участие, но только урывками, когда могла отойти от хозяйственной беготни, хотя ей хотелось послушать побольше.
Мы были явно рады друг другу, как люди, разлучённые не только эпохой, но и годами собственного взросления и формирования. Больше это касалось меня, конечно, поскольку за эти годы из школьника я стал инженером, много работавшим на разных стройках и много уже повидавшим, отцом двоих сыновей. Теперь, став зрелым, конечно, я увидел Эскендера другим, узнал о нём больше и почувствовал его личность…
Вначале рассказал о себе, своей жизни к тому времени. Первое, о чём
мне захотелось сказать Эскендеру и Диляре вместе, это о том, что
теперь я знаю участь их народа и догадываюсь об их семейной судьбе,
поддерживая стремление крымских татар получить полную реабилитацию и восстановиться во всех правах. В то время правительство СССР не определилось со своей позицией к проблеме крымских татар, хотя по отношению к другим народам были приняты акции и законы по реабилитации. Беда была в том, что каждый из репрессированных народов получал реабилитацию по-разному…
Затем стал рассказывать Эскендер. Собственно, этому и посвящена дальнейшая часть этой истории – пересказе его слов, которые я передаю без малейших изменений по фактам и сути услышанного. Собственно, разговор не был о прошлом, тем более, вовсе не о политике. Он рассказывал о последних годах своих мытарств, которые касались возвращению в родную Ялту. Напоминаю, это не 90-е годы, а середина 70-х…
Всего один военный эпизод
– Понимаешь, они нас вообще-то реабилитировали, время пришло, разобрались, как воевали, были среди нас и Герои Советского Союза и дважды Герои… Но национальности «крымские татары» официально нет, нам стали писать в паспорте «крымчанин». И ехать в Крым можно, а поселиться жить постоянно – нет. А я так хочу купить дом в Ялте, так хочу, не могу даже объяснить тебе! Всю жизнь после 41-го только и думаю, как вернуться. Много возможностей было переехать в Россию, в любое место, но никакой город не может заменить Ялту. Я уже дом поехал туда присматривать прошлым летом. Думаю, может, разрешение выйдет, так я уже готов буду, надо, не спеша, посмотреть варианты, прицениться поточнее, район не прогадать…
И вот, приехал я в Ялту, сразу пошёл в киоск «Курортное бюро», в
окошко говорю какой-то женщине: «Дайте мне адреса квартиру снять в центре. Только, чур, туфту не предлагать – город как свои пять пальцев знаю!» В ответ тишина. Я удивился, хотел снова обратиться, что, мол, молчишь? Как вдруг, представляешь, открывается дверь с обратной стороны киоска, шум слышу, выбегает оттуда пожилая женщина и кричит в голос: «Эскендер, сыночек, вот, я тебя дождалась!» И плачет громко, и обнимает меня, и причитает. Люди проходят, удивляются, останавливаются… Я-то тоже немолодой, мол, в чём дело? А она: «Так, если бы на улице увидела, не признала бы, но голос! Голос у тебя не изменился!»
«Аказывается…» Это манера такая у Эскендера была – периодически, как у страстного рассказчика, удивлять чем-то. Вспомнив важное, он, как бы поворачивая сюжет, неожиданно вставляет это: «Аказывается!». Именно с нажимом на оба «а»… И слушатель ждёт чего-то необыкновенного. Я тоже ждал – чего угодно, но не того, что услышал…
Во время блокады Ленинграда, в 42-ом его часть бросили на окраину города, напротив немцев, которые были недалеко, но не наступали. Взвод, которым командовал недавний солдат Эскендер, должен был вести оборону в ожидании приказа к наступлению, которое пока было невозможно. Своё назначение командиром взвода Эскендер относит исключительно к ситуации, когда один за другим погибли другие офицеры части, да и сама часть понесла потери до размеров взвода. Однако, даже в рассказе как бы о другом, постоянно ощущались в нём такие лидерские качества, что было понятно: только он и мог возглавить взвод и повести за собой людей…
Каждое утро и вечер Эскендер посылал солдат разведать, что творится в округе. Однажды из этой вылазки прибежал солдатик и рассказывает: в мёртвой зоне, что между нашими и немцами, оказался домик – один, среди полного разрушения вокруг. Раньше туман был, не разобрать, да и признаков жизни не было, а тут что-то солдат заметил и решился проверить. И хотя это было опасно, зона периодически простреливалась, он установил: женщина в домике одна с тремя детьми – мал мала меньше! От сочувствия солдат волновался… Семья голодная и холодно в избе, дрова кончились. Сочувствуя, солдат как бы намекал, что помочь хочется, хотя знал, что установка командования была – не высовываться.
Эскандер немедленно распорядился собрать возможный провиант, нарубить дров и с двумя солдатами пошёл в этот дом, где без всякой надежды, прижимаясь друг к другу, закутанные в тряпьё, сидели женщина, две девочки и совсем маленький мальчик… Быстро Эскендер с солдатами навёл порядок в одиноком доме, бойцы затопили печь, чтобы согреть хозяев, накормили детей. Потом, выбирая моменты, чаще ночью, Эскендер посылал солдата в
помощь приготовившейся умирать женщине. Это продолжалось две недели, после чего начались бои, потом передислокация…
В жестоком калейдоскопе немыслимых по тяжести и трагизме событий страшной войны эпизод с женщиной стёрся из его памяти. Ну, поступил командир Сейдаметов, как ему совесть подсказала в тот момент, ну, помог, правда, сколько всего за войну эпизодов разных случалось – не сосчитать.
Так вот. Именно эта женщина и вскрикнула в Ялте спустя 25 лет, узнав по голосу своего спасителя… Всё у неё в жизни потом сложилось: хотя муж погиб на войне, но Бог миловал, дети все остались живы, всех вырастил. А уйдя на пенсию, разменяла ленинградскую квартиру на Ялту и живет здесь с сыном и двумя внуками, дочери тоже в порядке, в других городах…
Дела мирские
История эта на меня произвела впечатление, и, продолжая беседу, я не выдержал и спросил: «Эскендер, а как вам удалось деньги зарабатывать настолько, чтобы такую большую семью поднять, да ещё собираетесь дом купить в Ялте?» Конечно, не материальная сторона меня волновала, интересно было, я же не знал ничего о его работе…
И не ошибся с вопросом: он вновь оживился и стал рассказывать, как
обычно с горящими глазами и со страстью. Как я потом пожалел, что не записал разговор сразу! Позже, увы, забылись многие детали, которых уже не
восстановить… Оказалось, он работал в снабжении, на крупных базах, главным образом, овощехранилищах. И вот ситуация. Неожиданный привоз сотен тонн картофеля, лука, огурцов, яблок и чего-то ещё. Хранилищ всегда не хватало, а тут два крупнейших в республике в ремонте были! А продукты всё везут и везут, и сваливают на землю. Но лето кончилось, скоро дожди, похолодание… Катастрофа!
Что делать? К нему обратились люди из министерства торговли республики: спасай! Существенное примечание: Эскендер – не начальник даже одного хранилища, он рядовой работник, но не раз показавший талант организатора, «мотора» в стихийной ситуации. Однако на этот раз организаторского таланта было мало, не хватило бы. Эскендер превзошел себя. Знание свойств разных овощей и фруктов привело к неожиданным решениям. Вот, тут я могу ошибиться, жалею, что не записал. Да и времени много прошло, забылось.
Но осталось в памяти картина, как сделали три яруса, чтобы использовать недостающих объёмов хранилища. Внизу картофель, сложенный на досточках из разобранных ящиков, не навалом, а пирамидальными конусами небольшого объёма, чтобы проветривание с боковых окон, чуть приоткрытых, не дало возможность осуществиться гниению. Вверху, под перекрытием, на досках, редко прибитых к нижним поясам ферм, мешки с другим овощем или фруктами, боюсь соврать, какими. А между ними привязанные верёвками к перекрытию сетки с луком и чесноком, которые способствовали сохранению и нижележащего картофеля, и разложенного выше продукта. Так удалось увеличить не только ёмкость хранилища, но и создать условия для хранения овощей и фруктов с различными свойствами, что привело к многократному снижению потерь от порчи. Речь шла о тысячах тонн спасенных овощей и фруктов в республике. А результат такой: лично министр торговли Узбекистана приехал к Эскандеру вручить премию – полугодовой оклад и подарок – легковой автомобиль, который Эскендер продал, не имея интереса к технике, да и деньги нужны были.
Это так неуклюже и длинно я рассказал лишь об одном случае, а он описал их несколько, разных и очень интересных. И тут случился казус: я неожиданно для себя попал впросак. Восхищенный рассказом о многих тонкостях технологии и организации процессов хранения овощей и фруктов, я в сердцах воскликнул: «Эскендер, так это же готовая диссертация, причем не кандидатская, а докторская! Почему бы тебе не заняться этим?»
Эскендер смеялся громко и сказал: «Алик, дорогой, я же неграмотный,
у меня же семь классов! Особенно эффектно выглядели эти фрикативные «г» в словах «дорогой» и «неграмотный»». Я так и сел, обомлев. Потом подумал: а когда он мог получить образование? Ведь в жизни так и не случилось у него для этого подходящего момента. Времени не было: надо было сначала помогать родителям, потом война, потом жизнь дала ему заботу о жене и детях… Зато всем трём девочкам дал высшее образование. Мечта у него была такая. Очень радовался и гордился, что осуществилась…
Прошло ещё несколько лет, и неугомонный Эскендер умер, так и не дождавшись и не добившись осуществления другой мечты, наверное, самой главной и заветной после благополучия и образования дочерей – переехать жить в Ялту.
Да, дед не дожил до тех времён, когда мы переехали в Крым. Он умер. Как-то вот внезапно его не стало. И не болел ничем, все три его дочери, а они ведь медики, не смогли поставить диагноз. Мне кажется, он умер от съедавший его тоски. Дед ведь был деятельным человеком, а когда вышел на пенсию, дел не стало. Для таких людей это даже хуже, чем смерть. Помню, как часто видел его стоящим у окна на кухне и смотревшего на свой двор, на облетевший виноградник. Осень патриарха…
Он просто слёг, ни на что не жаловался, и что у него болит, было неизвестно. Душа ведь тоже может болеть, только антибиотики тут бессильны. А потом тихо умер. Я помню день похорон. Людей было очень много, все пришли попрощаться с дядей Сашей, как его называли. До кладбища мужчины несли его на руках, сменяя друг друга. Грузовик не понадобился, хотя до кладбища было не близко.
Потом мы с бабушкой часто бывали на кладбище. Очень часто, раз или два в неделю. Она посадила на могиле цветы, но безжалостное солнце их высушивало, нужно было часто их поливать. Пока я ходил с ведром к водоёму, бабушка тихо сидела рядом с могилой своего мужа…
На этом я собирался закончить свой рассказ об интересном человеке с интересной судьбой. Но жизнь снова внесла коррективы. Со времени вышеописанных событий – рассказа Эскендера на свадьбе моей сестры – прошло больше 35 лет. Случилось мне недавно поехать к ней в Краснодар, и я спросил о её самаркандской подруге – старшей дочери Искандера – Зареме, не надеясь, что какие-то связи могли ещё сохраниться. И что же? «Аааказывается…»: Зарема, врач по образованию, мать двоих сыновей, теперь ещё и бабушка, проживает в Ялте! На следующий день усилиями продвинутой невестки, можете себе представить, я говорил с Заремой, которую не видел больше полвека, с тех пор, как уехал из родительского дома учиться в Ташкент, – по скайпу!!!
Да, такое уже не придумать. Ничего Зарема не знала из рассказанного выше, но мечта Эскендера осуществилась. Его внук решился и, преодолев трудности и перипетии жизни, переехал-таки в Ялту, к маме Зареме, другой женился и живёт на Крайнем Севере, но каждое лето приезжает с семьёй в отпуск. Я не знаю, как нынче сложится судьба у её сыновей или, тем более внуков, то есть, уже правнуков Эскандера. Ничего нельзя предвидеть в этой жизни. Но очень хочется, чтобы у потомков этого замечательного человека, героя войны, настоящего труженика, всё было хорошо!
P.S. Бабушка перебралась в Ялту, где остаток жизни провела вместе с Заремой, моей мамой. Даже с того света дед смог оказать последнюю помощь своей семье: он перед смертью успел оформить все документы, и бабушка, которая никогда не работала, получала пенсию как вдова ветерана. А потом эти документы сыграли решающую роль, когда в Ялте распределялось жильё для нуждавшихся. В начале двухтысячных ей выделили помещение в здании в самом центре Ялты, где раньше располагался детский сад. Сделать этот угол уютным жильём было нетрудно. Жизнь там постепенно наладилась… Бабушку все очень любили, ялтинские соседи в ней души не чаяли, а бездомные кошки и собаки находили у неё приют и корм. Наконец-то, она была дома, в своём городе детства.
Как-то ей нужно было сходить в БТИ в центре Ялты, и я составил компанию. Помню, как долго она утюжила свой плащ, прежде чем выйти из дома. То самое чувство стиля, которое хорошо знакомо ялтинцам! В итоге бабушка надела кофту, посчитав, что в плаще всё же будет жарко. После посещения БТИ мы решились пройтись к набережной. Возле дома на Графском проезде она кивнула на балкончик на втором этаже и сказала, что жила здесь до депортации. Я предложил подняться и посмотреть. Но она отказалась…
Фото из семейного архива Сейдаметовых